и в общем, вот, в этом году
сильвер марде гир, 2422 сл, низкорейтинг, драма
Вспышка кровавая, каменная крошка в глаза; спертый воздух, лёгкие горят. Небо расчерчено, располосовано, разорвано. Утробный вой перекатывается, до костей пробирает, везде — грохот и плач.
Вспышками кровавыми мир плавится, зданиями рушится, дорогами обваливается.
Сил нет, сухожилия разорваны. Кашлять — кровью, кровью же — демон пирует, стоптан снег, тал.
Вокруг тела, чужие тела, что скоро запечатает лёд. Сломлены кости, барьеры разрушены, некуда бежать. Это не город — лабиринт смерти, и ни одна из нитей не выведет из мира полуобрушенных стен.
За куртку цепляются чужие, маленькие пальцы. Не упустить бы, не потерять, через силу — улыбнуться. Говорить: «Не бойся, всё будет хорошо», самому не верить, но говорить.
И сразу с ног сшибает — запоздалый всхрип-вскрик: «Ложись!»
Рёв демона, вспышка — каменная волна, последняя.
Удар.
Тьма.
-
И больше — ничего не существует.
Всё эфиром распадается, разлетается, рассыпается.
Нет неба, нет земли; человека — тоже нет: чувств, мыслей, памяти.
Есть одна вечность: потоки времени, бесконечное пространство, холод и тьма — и сияние небесных тел.
Проблески света инфернальны и далеки.
То, что было разумом — везде и нигде одновременно. Сцежено и распылено — с вечностью слито. Не покоем полнится — ледяным безразличием.
Ничего не существует — ни мира, ни человека, ни магии, ни бытия — одна лишь непостижимая вечность.
И: не вспышка — упругая волна — первая, но не последняя.
Удар.
Тьма.
-
Тьма — неизбежно отступает. Вокруг мир: без звуков, цветов и запахов.
Впереди фигура в плаще: череп в шлеме, белые блики металла на нём, в костлявых руках — посох. Им ударяет в пол — перезвон колец на грани неощущения.
Беззвучно шевелится челюсть — не раздробленная кость, аккуратные провалы, крест-накрест схваченные нитками — и он говорит:
— Восстаньте.
И приходит боль.
-
Кто вы? — спрашивает скелет, и боль вторит ему. Трещат кости, срастаются, вены рвутся.
Рядом падают тела.
Тело без сознания — лишь ненужный кусок мяса.
Цель эксперимента: проверить, возможно ли силой проклятия вернуть умершего человека к полноценной жизни.
(Изувеченной, изломанной, иными словами — проклясть на жизнь)
Глухое стаккато: всё больше и больше, падают, падают тела испорченных марионеток. Никто на них не смотрит.
Кто вы? — вопрос этой нежизни.
Вокруг плоский мир, схлопнутый, в бумажный лист обращённый — он трепещет, почти разрывается.
Ответа нет.
Лишь скелет напротив зияет провалами глазниц.
-
Вокруг вода и стекло.
Мир краски обретает — зелёным в глаза брызжет — тело корни опутывают, сквозь толщу воды звуки, голоса долетают, приглушенные, почти неслышимые.
Говорят: о показателях, приходящих в норму, мёртвые числа называют.
Он — начинает осознавать.
Он, он, он — ощущение на грани исчезновения — руки, ноги, голова.
Глаза видят, мозг — способен анализировать.
Вокруг: вода — не вода, раствор, едкий привкус на языке, ощущение невесомости, — стена из стекла.
Вокруг: тюрьма, вырванная из вечности.
И имя — каплями стучит.
Силь-вер. По слогам разделённое, пополам разбитое, сломанное и сызнова склеенное.
Силь-вер.
Вдохнуть бы ровно, но в лёгкие — вода забивается.
Сильвер — задыхается.
Имя каплями стучит, прошлое — камнями бьёт, болью давит.
Время — на раскол.
Только что — Делиора — кровавый ад под кожу въелся — сейчас — вода.
И — совсем иные демоны по ту сторону стекла.
-
Сильвер — кричит, лбом в холодный, каменный пол утыкается.
Сильвер ненавистью полнится, гневом опоясан, но поверх всего — боль и демонические печати.
Перед ним всё тот же скелет — я — Кейес — один из врат ада — его печати давят, головы не дают поднять.
Плотным туманом пространство заволокло.
Печать поверх печати — проклятие поверх проклятия. Лёгкий перезвон колец.
Сильвер — пытается встать.
Может быть, ещё не поздно вернуться — спасти кого-нибудь, укрыть, может, Мика и Грей — живы ещё, укрылись от демона за завалами, спрятались — но колени каждый раз раз позорно сгибаются, Сильвер падает.
Смирись, человек, — говорит Кейес.
Они мертвы. В том городе — все мертвы.
(мёртвый город — снегом засыпан, беззвучен)
Сильвер — боится поверить, встает, падает.
Все люди так глупы, — улыбается Кейес.
Его печати рвут кожу, душу — в нити марионетки вытягивают. Сильвер — единственный, кто выдержал все эксперименты.
И день за днём — снова боль.
–
Печати заставляют служить тёмной гильдии — гильдии, в которой одни лишь демоны.
Сборник Зерефа. Тартарос.
Отвращение к себе и ненависть — вот что полнит дни.
И боль — наказание за непослушание.
Сильвер не боится боли — только бессилия, которое она означает. Чужая воля силой атмосфер давит, на колени ставит за непослушание — и звенят, звенят кольца на посохе. Разломить бы его — демона разорвать.
Но нет сил — нет магии.
И в голове только одно желание — убить.
Сильвер теряет счёт дням.
В один из них — лёгкая поступь раздаётся, едва слышное эхо в череде пустых коридоров: каменные дороги в обе стороны от тесной темницы разбегаются.
— Довольно, Кейес. Сними печати.
Сильвер не видит говорящего — мягким голосом окутывает — лишь носы чёрных, блестящих туфель.
Печати — прожгли кожу до костей, капли крови с чавканьем падают в расщелины меж плитами.
— Повелитель?
— Сними, — снова говорят. — Марде Гиру интересно, как быстро этот человек сможет нас предать.
«Как быстро этот человек сможет нас предать» — отзвуком звучит, пространство заполняет, бархатом кроет.
Печати спадают незаметно: гаснут одна за другой, ослабляется хватка на горле, и только тогда — о, бесконечный миг облегчения — можно поднять голову.
Сильверу кажется, что он видит перед собой человека: стянутые в высокий хвост волосы, серебром шитый кафтан, высокий ворот, бледные пальцы левой руки, сжимающие истёртую обложку книги.
И только глаза — отражения вечности и смерти.
И — презрительно искривлённые тонкие губы.
–
Сильвер желает предать их в тот же момент, как спадают печати.
В тот же момент, как ему рабским клеймом выжигают душу — рабским клеймом, меткой Тартароса.
(руку бы вырвать — вместе с меткой на плече)
Сильвер хочет предать весь Тартарос в то же мгновение — но будет ли то предательством: клятвы, вырванные силой, не действенны.
Рабское клеймо горит на плече, ошейником душит.
Но он — всего лишь уходит, и его никто не останавливает.
-
Когда Сильвер возвращается домой — то, что было раньше домом — то находит лишь могилу жены и сына.
На уцелевших стенах — одни кирпичи вряд — следы когтей, незатянувшиеся шрамы на мёртвой душе.
Под ногами — обвалившиеся арки, фрагменты расписанных стен; хрустит — свежий снег, осколки разбитой хрустальной люстры, гулом хруст разносится. В пустых переулках воет ветер. На вершине городской башни — часы. Разрушенный циферблат, заледеневшие стрелки.
Время — самое жестокое проклятие.
Он — искалечено жив, лишь шрам наполовину лица — от волос до скулы.
Его любимые — мертвы, изувечены, под тремя метрами земли мёрзлой лежат.
И всё хоронит снег.
-
Сильвер не чувствует ни холода, ни усталости: он ходит по разрушенным городам северных земель.
Морозные пустоши давят — на тысячи километров окрест одно и то же: вымершая земля и лёд.
День за днём, ночь за ночью: время движется рывками, щелчками пальцев рассвет сменяется днём, сумерки оборачиваются ночью, но всё — одно. Сотни тысяч жизней, уничтоженных Делиорой.
Разорванная пёстрая кукла, могильные кресты.
Обвалы, могильные кресты.
Кровь на камне, могильные кресты.
Сильвер устал их считать.
-
Душа Сильвера — горит.
А вокруг — завывает ветер.
И скорбный плач разносится на многие мили окрест.
Сильвер возвращается.
С лёгкостью находит Куб — метка на плече воет, восторгом захлёбывается, домой тянет — к иному дому, усмехается Сильвер. Ему некуда больше идти, нигде он не сможет осуществить задуманное, сокровенное.
Под стальным нагрудником спрятанное желание: изничтожить демонов.
Сильвера конвоируют — сопровождают, безразлично поправляет Кьёка — прямиком к Марде Гиру. Таков был приказ, пожимает она плечами.
Тронный зал — холоден и пуст, в руках Марде Гира — всё та же книга.
Он говорит:
— Марде Гир удивлён.
-
Сильвера не ждут ни кандалы, ни тесная клетка — лишь каждодневная рутина, с которой он пытается примириться на время: в тисках себя держит, в рамки загоняет.
Это всё странно: демоны вокруг, демоны, которые пока не пытаются его убить.
Пока — так они и говорят. Хрупкое перемирие, держащееся на ограниченной временной условности.
Некоторые (а то и все) живы до тех пор — пока Сильвер не наберётся сил, чтобы изничножить их.
Сильвер жив до тех пор — пока того желает Марде Гир.
Не совершай ошибку, полагая, что Повелитель — милосерден, — говорит Кьёка. — Он более иных любит играть с людьми.
Каждодневная рутина: муштра солдат, задания в пределах — подай, принеси — проверка терпения, проверка границ, не унижение, но близко.
Безмолвны коридоры замка, огромен замок, тёмен.
Сейчас Сильвер знает в лицо все Врата Ада, а полгода назад даже и не слышал о существовании Тартароса — всё изменилось настолько, что в пору сойти с ума.
-
Сильвер любит уходить из Куба — даже для выполнения поручений. Получается на краткий срок забыться, забыть о том, что не болят шрамы на погоду, забыть, что он теперь — не спит, что он — изувеченная форма жизни в изувеченном теле.
Остановленное мгновение смерти, многократно повторённое — закольцованное.
Мир за пределами Куба — жив несмотря ни на что и вопреки всему. Почти вечен — если считать вечностью способность возрождаться из пепла. Всё проходит, оставляя лишь шрамы.
Мир — необъятен.
-
Они ищут Делиору.
Перерывают весь северный край, тенями по городам и закоулкам рассыпаются. Всё, что они знают — это только то, что Делиора пропал в определённый момент времени.
Демоны не волновались за него — только за то, что его пропажа могла неким образом помешать их будущем планам.
Сильвер ищет в себе — терпение.
Он заживо сгорает, калёный воздух вдыхает, бесполезно.
Огонь, огонь, огонь — везде, куда ни глянь, ни посмотри — в мыслях. Красными всполохами клубится, дымом заволакивает, Сильвера тоже — привлекли.
Он с отрядом обходит город за городом, село за селом — живые и опустошённые, — карты составляет, и видит всё — сызнова.
Сызнова переживает всё.
Шрамы кровить начинают, рука в перчатке дрожит — и Сильвер снова слышит услышанные в полубреде слова «Марде Гиру интересно, как быстро этот человек сможет нас предать» — снова и снова, обманчивая мягкость интонаций, спокойствие — распадается на слова и звуки, и лейтмотивом, набатом бьёт — «предать».
Сильверу кажется, что он достиг своего предела.
А потом — в одном из городов он находит лёд
Огромный кусок льда, острые грани, белый отблеск в солнечных лучах — и сквозь глянец, сквозь лёд Сильвер видит — Делиору.
Недвижимого, скованного — мёртвого.
И Сильвер — смотрит.
Подгибаются колени, он падает, и вокруг — так тихо, — немо — мир молчит, мира не существует — существует только мёртвый Делиора.
Сильвер — по пояс в снегу, не может проронить ни слова.
Долго он верить себе не смеет.
Долго смотрит.
Не дышит.
И только когда на город опускается ночь, он достаёт связную лакриму.
-
Марде Гир приближает его к себе легко, играючи.
Приближает — без цели, без смысла, — его интерес: единственный смысл и цель.
Череда отрывистых картинок: Марде Гир с нажимом проводит по щеке — ногтем, оставляя красный след, почти кожу сдирает. Уходит, оставляет в одиночестве.
По Тартаросу — слухи расползаются, слухами полнится, шепотками.
Сплетничают — солдаты, тех, кого Сильвер загоняет каждый день до полусмерти.
Вратам — давно известно всё: Повелитель всего лишь развлекается.
В действиях Повелителя нет ни толики чувств.
Повелитель — более них презирает людей.
Сильверу кажется, что причина проста: Марде Гир человечен более всех остальных.
Он помнит: хриплый голосом — Уйди, Марде Гир устал. — биение пульса сквозь кожу, полупустой бокал вина.
Остальным демонам чужды слабости человеческого тела — Марде Гир ненавидит людей за их природу, отражённую в нём.
Марде Гир лежит у него на коленях, волосы по постели тёмным полотном рассыпаются.
Сильвер — смотрит на бледное горло — сжать до хруста, переломить, пока Марде Гир не открыл глаза, одно мгновение. От этого желания пальцы — дрожат.
Сильвер лишь проводит тыльной стороной ладони по линии челюсти. Марде Гир — усмехается.
Они собирают силы для воскрешения мастера, планы составляют, — идущие далеко за них.
Все они называют это — «Вернуться к Зерефу».
Марде Гир — теплом ощущается, человеческим жаром.
Сильвер склоняется над ним, отводит волосы с лица и спрашивает:
— Зачем вам это?
Спрашивает, не надеясь на честный ответ. Для него у Марде Гира нет ни одного честного ответа.
У Сильвера для Марде Гира — тоже, у него другие планы: на его смерть.
— Вернуться к Зерефу — это неискоренимое желание вернуться к истокам, вернуться домой. Скажи, разве ты не хотел бы вернуться домой? — говорит Марде Гир, и впервые за всё время Сильвер видит, как в непроглядной тьме его глаз вспыхивает неясный, сумрачный свет.
–
Сильвер свыкается, с гильдией, с демонами — не перестаёт ненавидеть, просто привыкает. Сухо кивает им по утрам.
Обрастает заданиями, неким статусом, обретает некую репутацию.
И нельзя сказать, что его это не устраивает.
О Тартаросе неизвестно ничего за пределами Куба, кроме того факта, что он существует. Сильвер знает о Тартаросе не так уж и много, но этого хватит, для разработки жизнеспособного плана.
Единственная и самая большая теоретическая проблема — это мастер.
Мастер — книга: алая обложка, три витиеватые буквы. Мастер пойман, заточён в дышаших пылью страницах, и смиренно ждёт своего часа.
Большего Сильвер не знает.
Сильвер больше не видит Марде Гира, не встречает его в пустых коридорах, как например, Франмальта или Сейру.
Его словно не существует — присутствие призрачное, почти неощутимое. Он прячется в огромных залах, в форме приказов обретает.
В память ему врезалась рука — с крепким запястьем, длинными пальцами, венами, видными сквозь болезненно-бледную кожу — прижимающая к груди эту книгу.
Руки у Марде Гира обычные, человеческие, скрыты плотной тканью кафтана.
И чтобы не забывать, что тот — демон, Сильвер представляет, как удлиняются пальцы, когти вырастают и руки покрываются тёмной чешуей.
-
Лёд — везде, и он есть — спасение.
Он в вены забивается, кости оплетает, переделывает их на свой лад. Промораживает всё тело, стужей лёгкие раздирает.
Нужно не дышать — всего лишь пару секунд, удержать в его в себе.
Сильвер постигает лёд; его душу и силу подчиняет. Сейчас, когда всё, что от него требуют — разрушать, Сильвер учится — созидать; разжимает руку — призывает лёд.
Он опять ушёл из Куба — он свободен до получения новых приказов — волен делать что хочет.
Мелкие кристаллы льда, замёрзшие капли воды, блеск, форма. Созидание показывает — на что способна душа.
Лёд — это то, что погубило Делиору.
Многие часы разбирались демоны в природе заклятия, пока не решили — ледяной гроб. Нерушимый, долговечный (без «долго» — просто «вечный»), час за часом вытягивающий жизнь.
Обратить заклятие вспять — невозможно.
Снять — бесполезно.
Так решил Марде Гир.
Созидание льда требует терпения; Сильвер дышит размеренно, сосредоточенно, закрывает глаза.
Терпение — это в будущем: разломленный посох Кейеса, вырванные перья Кьёки и — залитые кровью волосы Марде Гира, рассыпанные по холодным, каменным плитам. Сильвер видит как наяву: безвольные пальцы, пустой взгляд, устремлённый в небо.
Сильвер представляет это (белый ворот в крови, в крови — высокий лоб) — отчётливо, так ясно, что —
заклинание дрожит, преломляется — ломается в тот же миг, искрами рассыпается.
В руках у Сильвера — пустота.
Он пробует снова и снова, сил лишается, одним упрямством движется — сызнова. За временем не следит.
Пока — наконец — всё вокруг не сковывает лёд.
–
И впервые — Сильвер видит Марде Гира вне тронного зала.
Он стоит напротив окна на третьем уровне, и впервые — без мастера. Стоит, подперев голову рукой, локтем на подоконник опирается — окна высокие, узкие, стрельчатые. И кажется — погружён в свои мысли.
Сильвер не успевает сделать ни шага — сквозь камни пола стебли прорываются, сквозь ступни, сквозь кожу — из стен ещё стебли, боль всполохами, стебли — давят, оплетают, в три кольца рёбра сдавливают, руки назад заламывают, отрывают ноги от земли — пока Сильвер не повисает на них.
Сильвер — беспомощно парит.
И только тогда Марде Гир — оборачивается.
Его глаза всё также мертвы и безучастны.
— Ты всё ещё слишком слаб и глуп, — мягко говорит Марде Гир. — От Марде Гира ничего не скроешь.
Ничего не скроешь — рабское клеймо на плече, изменившаяся магия — яркие краски магии — не остатки проклятия Кейеса, — расцветшее желание убить.
Сильвер чувствует, с какой необратимостью в нём прорастают розы.
Марде Гир — совсем близко.
Он тянется, заправляет выбившуюся прядь Сильверу за ухо.
Стебли исчезают.
И Сильвер падает к его ногам.